Эксперт РНФ о грантах, персонализованной медицине и образовании
Как оцениваются заявки на гранты Российского научного фонда (РНФ), кому вероятнее дадут грант — работающему в России ученому или такому же ученому, но работающему за рубежом, как нужно менять отечественное образование и почему грантовая система не подходит для гениев, в интервью Indicator.Ru рассказал координатор секции экспертного совета РНФ, доктор медицинских наук Евгений Имянитов.
— Евгений Наумович, недавно были определены победители конкурса РНФ на продление проектов 2014 года и на поддержку отдельных научных групп. После подведения итогов многие из тех, кто подавал заявку на продление финансирования и получил отказ, недоумевали по поводу того, как именно было принято решение. Можете рассказать подробнее, чем руководствовался экспертный совет при вынесении вердиктов?
— Три года назад было анонсировано, что у трехлетних проектов РНФ есть право продления. Но было непонятно, как они будут продлеваться: все, не все, только хорошие, только лучшие? По каким критериям это все будет оцениваться? И когда спустя три года эти проекты закончились, попечительский совет, координирующий работу Фонда, принял достаточно жесткое решение. Речь шла о том, что право на продление получат только те проекты, которые выполняются исключительно хорошо и имеют перспективы на мировом научном уровне.
Это правда очень спорное решение — выбор между поддержкой новых проектов и финансированием продолжающихся исследований. Например, три года назад был объявлен конкурс на создание новых лабораторий, было много заявок, и у многих возникал вопрос: действительно ли так нужно их создавать? Или лучше присмотреться к существующим и понять, можно ли сделать что-то на их базе? Так или иначе, решение было принято, решение трудное и жесткое: устроить очень большой конкурс среди проектов на продление. И оценка этих проектов — процесс в тысячу раз более сложный, чем оценка новых. Ведь они уже были отобраны три года назад, они уже доказали, что хороши, а конкурс тогда был примерно десять к одному.
Наша секция обсуждала «правила игры» для подобного отбора. Мы исходили из того, что, когда РНФ создавался, он действовал на абсолютно новых принципах финансирования. РНФ дает достаточно большие деньги, но не допускает софинансирования. За полученные деньги ученые отчитываются статьями. В статьях указываются источники финансовой поддержки. И, кроме исключительных случаев, ссылка должна быть только на проект РНФ.
Подобный подход имеет основания. Допустим, человек подает заявки сразу на много грантов, и выигрывает несколько из них. Но он же должен думать о том, как по ним отчитаться. Если он понимает, что отчитаться, например, по трем грантам одними и теми же результатами и статьями не получится, он подает заявку только на один — и два других достаются кому-то другому. Таким образом, создается некоторый сдерживающий фактор: уже на этапе подачи заявки затрудняется возможность дублирования финансирования одних и тех же проектов. Ученый также задумывается, сможет ли он выполнить взятые на себя обязательства. И когда мы стали обрабатывать поступившие отчеты по проектам, стали анализировать публикации, выполненные при поддержке РНФ…
Для экспериментальных наук трагическую роль сыграло то, что обвалился курс рубля, это создало колоссальные проблемы для медико-биологических проектов, например. Но дело не только в неблагоприятном стечении обстоятельств, во многих случаях я готов критиковать коллег по цеху. Знаете, у нас многие так думают: «Неважно, каковы правила игры, мы сейчас в нее ввяжемся, а потом как-нибудь просаботируем выполнение этих правил, и тогда финансирующим организациям придется сделать послабления». Было требование: не должно быть софинансирования.
А то, что я вижу, иногда принимает характер издевательства: подается обзорная статья, в ней указано, что первая часть обзора написана за счет одного гранта, вторая — за счет другого. Я воспринимаю это просто как оскорбление. Я готов слушать критику: прекрасно понимаю, что финансирование многих комплексных работ может и должно собираться из множества источников. Но РНФ, как и другие фонды, вправе формулировать свои собственные правила и требования. На этапе подачи заявок большинство заявителей указывало, что они планируют самостоятельные и самодостаточные проекты, то есть требования РНФ их устраивали.
В случае с продлением я вообще не вижу критериев оценки, которые могли бы удовлетворить всех. Всегда есть примерно 10-20% выдающихся работ, 10-20% откровенно отстающих. А вот остальные 60-80% абсолютно сопоставимы между собой, при этом каждый из подобных проектов может рассматриваться в качестве кандидата на продление… И мы пошли по такому пути: выделили проекты со значимым количеством работ, опубликованных в хороших журналах со ссылками только на РНФ. Их поддерживали в первую очередь. Логика такая: во-первых, они уважают продиктованные правила и по сути, и по форме, а во-вторых, если они не получат продления финансирования со стороны РНФ, то останутся вообще ни с чем. Еще раз скажу, это спорное и непопулярное решение, но именно такой подход был взят за основу.
— Не могли бы вы рассказать о конкурсе Президентской программы исследовательских проектов? В чем его особенности и отличия, например, от конкурса отдельных научных групп?
— Преимущество конкурса отдельных научных групп в том, что он абсолютно открытый, там нет дополнительных критериев: делай науку, и все. Это то, о чем научное сообщество всегда мечтает: никаких ограничений. Но это не отменяет того, что государство вправе обозначать дополнительные задачи, которые, может быть, не будут столь эффективно выполняться в рамках открытых конкурсов. Научное сообщество всегда считает, что лучше знает, что ему делать, и всегда обижается, когда государство начинает сужать тематики. Но тут обе стороны по-своему правы. Люди устроены так, что подавляющее большинство из них делает то, что проще, это называется «поиски под фонарем». Поэтому нужно ставить дополнительные ориентиры, чтобы мотивировать ученых не только ходить по проторенной дороге, но и делать что-то очень новое или очень нужное.
В рамках Президентского конкурса сформулированы приоритеты. Я могу говорить про ту область, в которой я ориентируюсь, — это персонализированная медицина. Логика ясна: чтобы увеличить эффективность лечения и снизить его стоимость, необходимо каждому пациенту подбирать индивидуальное лекарство. В каком-то объеме это так и делается. Например, если у вас инфекционное заболевание, правильно будет начать лечение с теста на чувствительность микроорганизмов к антибиотикам. И это делается.
— Везде? В первый раз слышу про такое.
— Да, это можно сделать в любой больнице, но об этом мало кто знает, кроме врачей. А вообще это абсолютно рутинная процедура. Так вот, персонализированная медицина — это очень широкое направление, сейчас очень многое из того, что делается нового в медицине, так или иначе вписывается в эту концепцию. Поэтому такой компромисс между научным сообществом и государством представляется мне разумным, тем более что это не перераспределение средств — на это выделяются отдельные деньги, конкурс отдельных научных групп никто не отменял.