Какая «Церковь» помогла науке, как один красивый эксперимент поставил точку в многолетнем споре биологов и какие пути привели абстрактную менделевскую генетику к «материальному носителю», читайте в рубрике «История науки».
Проблема четырех букв
Было бы весьма наивно предполагать, что Уотсон и Крик, а также Розалинд Франклин и Морис Уилкинс открыли структуру двойной спирали ДНК, достав ее словно фокусники из рукава. Обсуждение того, какие вещества могут получить гордое звание «молекул наследственности», было довольно бурным и длилось не один год — еще с конца XIX века. Точку в нем смог поставить изящный по своей простоте эксперимент, 65-летие публикации отчета о котором можно отметить сегодня, 20 сентября.
Молекула ДНК на первый взгляд кажется не лучшим носителем информации. Она полимер, цепь (как позднее выяснилось, двойная), которая состоит всего из четырех типов звеньев-мономеров, которые называются нуклеотидами. Они отличаются друг от друга частями, которые называются азотистыми основаниями. Получается, что в «ДНК-алфавите» всего четыре «буквы». Их чаще всего и записывают буквами: А (аденин), Г (гуанин), Ц (цитозин) и У (урацил). Казалось бы, много слов четырьмя буквами не напишешь. То ли дело белки, мономеров которых (у белков это аминокислоты) больше 20 типов. А какое разнообразие структур и вариаций, как по-разному они могут укладываться и сворачиваться! Если уж записывать наследственные признаки (а их великое множество — от цвета глаз до групп крови), создавать «инструкции», по которым можно из одной клетки построить большой сложный организм, то белки кажутся гораздо более подходящим типом «алфавита».
Еще один молодой аспирант, пришедший уже в лабораторию к Тейтему, изменил это мнение, чтобы спасти бактерии от «дискриминации по половому признаку». Точнее, по его отсутствию, а значит, и по отсутствию возможности обмениваться генетическим материалом.
Его звали Джошуа Ледерберг. В свои двадцать лет он успел поработать с малярийными плазмодиями (одноклеточными простейшими, вызывающими малярию), которые умели размножаться половым способом. Хотя они были организмами с ядром, чего о бактериях сказать нельзя, Ледерберг был уверен, что у бактерий тоже должен быть свой аналог полового процесса. И нашел его, после многократных неудач увидев, что бактерии могут меняться генетическим материалом, передавая друг другу способности синтезировать определенные аминокислоты.
Нобелевская премия стоит мессы
Одновременно с Ледербергом другие ученые пытались найти ключ к разгадке вопросов наследственности в простой по сравнению с дрозофилами E.coli, но занимались они не самими бактериями, а вирусами, которые на них нападают, бактериофагами (или сокращенно — фагами, от греч. «пожираю»).